Суворов А.В. (Москва)

Смысл жизни и талант (особенности мотивации талантливого подростка)

Проблема таланта связана с самоутверждением личности, и уже отсюда понятна ее особая острота. Важен уровень притязаний: насколько личность готова сама за себя отвечать, претендует ли на некую особую избранность. В зависимости от уровня притязаний занимается та или иная позиция по вопросу и о происхождении таланта: «дар» Господа Бога, «дар» природы, некое прижизненно возникающее образование... Данные науки — скорее источник аргументов в пользу того или иного из этих трех решений. Спор о божественном, биологическом или социальном происхождении таланта — безысходен. Ибо на самом деле, рискну утверждать, главным образом волнует непосредственно каждого лично касающийся вопрос: а насколько я сам талантлив? И зависит ли от меня моя талантливость — хоть в малейшей степени? И есть ли связь между моей талантливостью и человечностью? И должна ли вообще присутствовать эта связь? Ответ же на вопрос о происхождении таланта выбирается в зависимости от ответа на эти, более важные для самооценки, вопросы.

Одни обосновывают высокий уровень притязаний (не только свой собственный), а другие — оправдывают низкий (свой или «за всех» — мол, отстаньте, предоставьте каждому право «быть самим собой», иными словами — право НЕ развиваться). Апология «бездарности» означает перекладывание ответственности за талантливость или бесталанность то ли на Бога, то ли на природу. Это — низкий уровень притязаний. Высокий же уровень предполагает тот или иной вариант ответственности за собственную талантливость.

Нет, мы ни в коем случае не отвергаем возможность объективно-научного исследования проблемы, что такое талант и откуда он берется. Мир, конечно же, познаваем, в том числе познаваем и талант. Однако спокойное исследование таланта может быть очень осложнено острой личной заинтересованностью в результатах этого исследования. Осложняется беспокойством, талантлив ли я, и если нет, то на кого или на что за это обижаться; если же да, то благодаря кому или чему.

Бесспорна связь таланта с какой-либо деятельностью. Талантливы — всегда к чему-то, в чем-то. В танце. В стихосложении. В пении. В математике. В теоретической рефлексии...

Нас немедленно радостно перебивают: а разве деятельность осуществима без участия тех или иных органов тела? А коли нет, тут же сводят все к генам или даже к Богу. И, например, Э.В. Ильенкову (1974) приходится втолковывать элементарное: спрашивают не о том, как устроены ноги, способные ходить, а о том, что такое ходьба. Не о том, как устроен мозг, а о том, что такое мышление как деятельность, без мозга, само собой, неосуществимая. Речь не об устройстве голосовых связок, а о деятельности пения. Петь можно и руками — у глухих фестивали проходят по жестовому пению... Как раз подмена одного вопроса другим, вопроса «что такое» та или иная функция — вопросом об устройстве необходимых для ее осуществления органов, — эта постоянная подмена и осложняет объективное научное исследование проблемы таланта. Начинается топтание на месте вокруг да около того, без каких органов обойтись или не обойтись... А дело не в этом. Танцевать можно и на инвалидной коляске, хотя, кто же спорит, лучше твердо стоять на здоровых и крепких ногах...

Талант — это развитая способность к той или иной деятельности, эффективный способ ее выполнения. Пока подчеркиваем только эту связь: талант и деятельность. Без организма, бесспорно, действовать нельзя. Но действовать можно по-разному. Талантливо — или...

Способности — это умения, которым можно научиться. Это выполнение той или иной деятельности тем или иным способом, которым, разумеется, необходимо овладеть. В курсе лекций. Б.М. Бим-Бад (2002) дает такую формулировку: «...Процесс приобретения способностей, то есть овладение способами деятельности».

Талантливыми становятся в процессе научения, овладения теми или иными способами достижения тех или иных целей. Научение — это процесс овладения культурой, механизм ее наследования благодаря личным усилиям, которые делают каждого из нас соавторами культуры человечества. Разумеется, не все равно, что за деятельность. Есть культура, а есть антикультура. Говорят: «Такую бы энергию — да на доброе». Как-то не звучит — «талантливый преступник». Ловкий, коварный, жестокий, хитрый, вероломный, подлый — но не талантливый. В основе таланта должна быть человечность, иначе таланта не будет. Будет что-то другое — некая антикультурная изощренность...

А как же талантливые ученые, благодаря исследованиям которых стало возможным создание разнообразных средств массового уничтожения? Они талантливо познавали законы природы. Талантливо добывали знания, которые можно было применить и в мирных целях. И только такое применение знаний совместимо с понятием таланта.

Талант осмысливает жизнь — наполняет ее смыслом, делает, собственно, жизнью — в отличие от прозябания, бессмысленного, бесцельного существования. Смысл жизни человека в том, чтобы состояться человеком. То есть научиться по-человечески — нравственно, ответственно — относиться и к самому себе, и к другим. И смысл, и цель жизни каждого из нас — мы сами, поскольку живем, а не прозябаем; поскольку — люди, а не животные или нелюди (преступники всевозможных калибров). Талант создает мотивацию постоянного восхождения к вершине жизни — к акме. Как написал мне один мальчик: «Жизнь торчит, волосы не причесаны — в-п-е-р-е-д».

О таланте говорят, когда оценивают мастерство. Талантливый человек — мастер своего дела. И отсюда тоже протягивается ниточка к смыслу жизни, к превращению существования — в жизнь: существование осмысливается, обретает смысл через творчество, мастерство. В порядке частного, одного из многих возможных, определений можно сформулировать и так: жить — значит проявлять мастерство в том или ином творчестве; не иметь такой возможности — значит прозябать, а не жить. Протягивается ниточка и к акме: творить на уровне мастерства — значит творить на вершине, пределе возможностей. Поскольку так понимаемая вершина не достигается здесь и сейчас — мы не живем, а прозябаем. Есть смысл усомниться в наличии смысла жизни у халтурщика...

Уровня мастерства, вершинного уровня в творчестве надо еще достичь, добиться. На это обычно уходит много времени. А до тех пор, что же — неталантливый? То есть бездарный? Талантливым мастером когда-то еще станет, а сейчас? А сейчас — талантливый ученик. Мастер учиться увлеченно, с удовольствием, поистине вдохновенно. Вот именно — вдохновенно. Ибо тут не обойтись без вдохновителя. И этим вдохновителем является близкий взрослый.

У состоявшегося мастера и ученика мотивация творчества несколько разная. Для состоявшегося мастера его творчество может быть самоценным. Смысл творчества — в самом творчестве. Ученику такую мотивацию надо еще у себя сформировать. Сначала он работает для учителя — ради оценки учителем его скромного труда. Этой оценкой и вдохновляется на творческие подвиги, или наоборот, желание совершать эти подвиги пропадает после слишком уж холодного душа, полученного от учителя... А кого-то именно холодный душ и может раззадорить... Тут все неоднозначно. Во всяком случае, можно как перехвалить, так и недохвалить. Это банальная констатация, но из нее следует, что учеба для ученика еще не стала самостоятельной ценностью. Он работает не для себя, а для мастера-учителя. И лишь постепенно, по мере овладения мастерством, начинает учиться для себя.

Итак, о таланте мы говорим в связи с той или иной человечно ориентированной деятельностью, осуществляемой на уровне мастерства — на вершине, пределе возможностей мастера. Существование мастера благодаря этой его деятельности превращается в осмысленную, целесообразную, целеустремленную, планомерную жизнь. Как в работе «Человек и мир» писал С.Л. Рубинштейн: «Жизнь — это срочное обязательство, срок истечения которого неизвестен». У существования, бессмысленного прозябания нет обязательств. Обязательства, а с ними замысел и план выполнения, характеризуют жизнь (все с той же оговоркой — если творческая энергия используется «в мирных целях», во благо, а не во зло). Талантливым мастером надо стать. Для этого раньше надо быть талантливым учеником. А талантливые ученики откуда берутся? Все-таки рождаются такими? Природа-матушка и/или Господь Бог все-таки тут не совсем ни при чем? Состояние тела, разумеется, никогда не может быть безразлично для личности, рабочим инструментом которой оно является. Личность возникает в процессе овладения этим рабочим инструментом — и опредмечивается в нем, делая тело культурным объектом, с которым она себя может и отождествлять: данный культурный объект — мое тело, способное осуществлять такую-то и такую-то культурную деятельность, — и есть я.

«В социальньк институтах и в материальном производстве воплощены дух, идеи, мышление, все продуктивные психические способности людей, — пишет Б.М. Бим-Бад (2002), — воспитывающие воздействия на каждого растущего человека оказывают все формы жизни — религия, политика, искусство, наука. Трудовая деятельность, материальные условия. Обычаи, нравы, традиции Множество признаков свойственно всем людям без единого исключения потому только, что они люди и живут среди людей. Это — способность развиваться и изменяться. Это — борьба за существование и самоутверждение. Способы того и другого самые разные, но сама эта деятельность абсолютно неизбывна в каждом человеке. Сущность человека — в непрерывном распредмечивании и опредмечивании культурных объектов. Опредмечиваясь, человек развивает свои сущностные силы. Он совершенствуется. Каждый новый жилец земли нуждается в прививке культуры, в огранке своих способностей. Прививка культуры природному дичку-человеку осуществляется в ходе научения и благодаря ему. Необходимость инкулыурации предопределена невозможностью культурной преемственности по механизмам биологического наследования».

Превращение собственного тела в культурный объект — инкульту-рация — происходит с момента рождения. И чрезвычайно, решающим образом важно, как складываются отношения с другими живыми культурными объектами — окружающими людьми. Иными словами, как пишет Ильенков (1991), происходит вступление индивида в ансамбль человеческих отношений, и важно, как индивид в этом ансамбле осваивается. Нужен ли индивид кому-либо или нет? Любят его или нет? Радуется ли кто-то его достижениям, огорчается ли при неудачах, или его действия окружающим безразличны? В ансамбле отношений все — способ общения, обращения. Термин «обращение» в данном контексте заимствован у Ф.Т. Михайлова (2001). И этот ансамбль то ли вдохновляет на личностный рост, ускоряет и обогащает процесс инкультура-ции, — то ли сдерживает, расхолаживает, препятствует...

Фундаментальное обстоятельство: мы с самого рождения делаем что-либо не столько для себя, сколько для других. Со всеми своими действиями мы обращаемся, адресуемся вовне. И не к кому придется, а прежде всего к близкому взрослому — тому, кто для нас особо значим и авторитетен. От него ждем оценок: Ну, как получается? И если не встречаем заинтересованности в наших усилиях со стороны близкого взрослого, готовы эти усилия в конце концов прекратить: чего... пардон, кого ради стараться-то?

Почему так получается: в младших классах учился хорошо, а потом пошли сплошные двойки? Был талантливым учеником, все премудрости схватывал на лету, и вдруг — отвращение к школе, бунт, нежелание и отказ учиться, отбывание номера на уроках, как некой повинности... Был бесспорно талантливым учеником — и вдруг стал бездарным. Куда весь ученический талант подевался? В то же время на летних каникулах, в каком-нибудь лагерном кружке сам напрашивается: «Научите меня!» И учится с жадностью, с удовольствием. В течение учебного года — в творческом коллективе, в спортивной секции — участвует во всем азартно, рвется туда из дому... Руководители коллективов, секций не нахвалятся... А в школе — безысходная скука, полное безразличие — скорее бы повинность кончилась... Почему?

Позволю себе процитировать собственный лагерный дневник:

«Беседовал позавчера с девочкой. Разговор зашел о студии, куда она ходит. Почему именно туда? Интересно. Но сейчас перестала ходить. Что же случилось? Руководитель выходит замуж. Ну и что? Разве студия перестала существовать? Нет, там другой руководитель, который девочке не нравится... С сентября девочка будет искать другую студию. Точнее — другого руководителя, который смог бы стать для нее близким взрослым. Не найдет — на том творчество и заглохнет, скорее всего...

Кажется, наибольшие шансы стать для ребят близкими взрослыми — у педагогов сферы дополнительного образования: руководителей всевозможных студий, кружков, спортивных секций, творческих коллективов... Эти организации открыты на вход и выход, не нравится — никто не вправе заставить ребенка. В школе — как в мышеловке: туда — пожалуйста, оттуда — ни-ни. Там — обязаловка. И уже одно это отталкивает, внушает отвращение, снижает шансы школьных педагогов стать для ребят близкими взрослыми».

Спрашиваю мальчика: почему ты не хочешь учиться в школе, а у меня все с первого раза схватываешь? Потому что ты учил, — отвечает. Вот ведь привереды, не все им равно, кто их учит...

Никуда не делся ученический талант. Как только появится ради кого стараться — он снова проявляется. Чтобы начать работать для себя — мо-тивационный акцент должен сдвинуться с близкого взрослого на сам предмет общения, на данный пласт культуры... Тогда останется в студии и с новым руководителем, притерпится как-нибудь, а глядишь, и новый станет близким взрослым. Или будет продолжать заниматься самостоятельно... Это уже будет другой тип мотивации, преобладающий у мастеров.

Надо держаться зубами за школу, в которой ребенок учится успешно. Это прежде всего значит, что там кто-то из учителей, а то и несколько, сумели стать для него близкими взрослыми. От них нельзя отрывать — возможна тяжкая психотравма. Из бесед с родителями знаю, что в нынешних условиях очень часто детей переводят в другие школы просто потому, что платить дорого, не по карману... Подумаешь, если хорошо учился тут, все будет нормально и там. Но тут-то и ошибка, страшное по своим последствиям заблуждение: там, на новом месте, учиться не для кого. И начинаются непонятные родителям огорчительные явления: двойки, слезы, нежелание ходить в школу, выкрики: Не хочу учиться! Хочет, очень хочет на самом-то деле, да было бы для кого! А это значит: было бы у кого. Если не для кого — то и не у кого. И нечему.

Да ученику еще объясняют: учеба — твоя главная обязанность перед обществом, ты должен учиться для самого себя, именно тебе это всего нужнее, потому что речь идет о твоей судьбе, без образования ты не сможешь прожить в обществе... Беда в том, что если учитель не стал близким взрослым, учеба сама по себе ученику совершенно не нужна. Она превращается в монолог в пустоту, в пламенную речь перед пустым залом... Не с кем по ее поводу по-настоящему, неформально — общаться. Вызовут — не вызовут сегодня? Спросят — не спросят про домашнее задание? Если нет — лучше поиграть в футбол... Но в классе слишком много народу, чтобы чувствовать себя заметным и интересным для всех остальных. Слишком много народу, чтобы в классном ансамбле отношений стать личностью достаточно заметного масштаба. Достаточно для самоуважения. Достаточно для того, чтобы убедиться: есть к кому обращаться со своими усилиями. (Проблему масштабирования личности остро ставит в своих педагогических эссе Ю.М. Устинов (1998).)

Проблема наполняемости классов — меньше всего арифметическая проблема деления общего количества учеников на наличное количество классных комнат. Проблема наполняемости классов как психологическая проблема очень сложна. Это прежде всего проблема душевного комфорта/дискомфорта. И для учителя, и для учеников. Единственно верного решения этой проблемы для всех случаев просто быть не может. Слишком много или слишком мало... От чего это «слишком» зависит? Одно и то же количество может оказаться и слишком (в ту или иную сторону), и — в самый раз... Тут требуется сущая психолого-педагогическая алхимия, и что — в самый раз, а что — слишком много или мало, — можно решить лишь для данного единичного случая, в данной единичной ситуации. Никак не для всех и не раз навсегда.

А как же уединенный труд души — процесс, в котором происходит саморазвитие, самотворчество, самосозидание личности? До него еще надо дорасти. Он требует взрослого типа творческой мотивации, стойкого интереса к самому творчеству. Уединенный труд души может начаться довольно рано — в случае, например, если приходится учиться на дому (при экстернате, при тяжелой болезни, инвалидности...). И уединенный труд души все-таки тоже предполагает существование близкого взрослого — того, кому хочется показать результаты уединенного труда. Однако самостоятельная работа увлекает и сама по себе, так что начинаешь выполнять ее и действительно для себя, постепенно становясь зрелым мастером в данной области — вырабатывая в себе талант.

Можно принудить... Но таланты из-под палки не растут. И к дубинке двойки в конце концов можно притерпеться, стать нечувствительным... или начать реагировать на нее невротически, панически бояться ее — схлопотать психическое расстройство. Такие последствия уже и близкий взрослый, если он когда-нибудь появится, не скоро сможет нейтрализовать. Если вообще сможет. И понадобится уже не столько учитель, сколько врач...

Итак, талант — это функция нормального, здорового ансамбля отношений, в котором есть кому поддержать саморазвивающие усилия индивида — и, следовательно, есть для кого эти усилия предпринимать, есть кому их адресовать. В здоровом ансамбле отношений возникает и расцветает сначала ученический талант — способность быстро, нередко с первого предъявления, овладевать теми или иными пластами культуры. Эта способность предполагает прежде всего полное доверие к учителю. Ученический талант — функция любви со стороны вдохновителя, близкого взрослого, и функция полного, безбоязненного доверия — со стороны ученика. Доверяя учителю, ученик доверяется и себе самому — не боится ошибок или перестает их бояться.