Поиск смысла жизни и творческая деятельность ученого (на материале биографии Н.Я. Пэрна)

Интерес к проблеме авторства, индивидуальной принадлежности научного открытия предопределен глобальной гуманистической тенденцией, складывающейся в философии науки. Ценность научного открытия в экономикоцентристском мире определяется мерой его полезности и эффективности для достижения материального благополучия (здесь под материальным мы пониманием все аспекты бытия человека в мире, связанные с его телесной природой). По мнению М. Полани (1998), стремление к строгости, обезличенности в науке, основанное на приоритете в общественном сознании ценностей материального порядка, стало угрозой для самой науки.

Возвращение личностной тематики (в данном случае имеется в виду роль личности в становлении научного знания) в пределы внимания самых разных научных дисциплин призвано восстановить самостоятельное значение науки как духовного и культурного института, а также закрепить в общественном сознании ориентацию на безусловную ценность личности. Таким образом, интерес к изучению индивидуальности ученого вписывается в более широкий социально-философский контекст: уникальное в науке как знаковый сюжет современности, обращающий наше внимание на феномен неповторимого, невосстановимого, но тесно связанного с окружающим миром и влияющего на него. Любое уникальное явление относится по тем или иным своим признакам к известному классу сущностей и тем самым противопоставление уникального и типического является методологически неверным. В то же время, стремление нивелировать значение уникального может привести как к затруднениям в объяснении мира, так и к потере неоценимого опыта. Субъектный подход, являющийся парадиг-мальным для акмеологии, отражает особое внимание этой науки к уникальным, трудно восстановимым, но акмеологически значимым — то есть приводящим человека к высоким достижениям — индивидуальным методам и стратегиям решения им своих профессиональных и жизненных задач. Отсюда закономерен интерес к изучению биографии выдающегося человека с целью проникнуть в тайну его успеха — будь то социального, интеллектуального или внутреннего, духовного.

В отечественной психологической и науковедческой литературе проблема отражения личностного в результатах труда ученого, поставленная со всей ясностью и остротой еще в 1970-е годы XX века, была вновь озвучена в 90-е годы (Лук, 1994). Большой вклад в разработку этой проблематики внес М.Г. Ярошевский (1974), создавший понятийный аппарат психологии науки, который позволяет анализировать творчество ученого с учетом как объективных, так и субъективных факторов. Постановка проблемы о значении индивидуального начала в приращении научного знания вписывается в общую тенденцию к сосредоточению внимания на изучении личности ученого. Исследователи опираются на тот факт, что творческие успехи зависят не только от умственной одаренности, но и от неинтеллектуальных свойств, а любая человеческая деятельность начинается не с мышления, а с потребностей.

Суммируя вышесказанное, мы можем заключить, что поиски смысла жизни и творческая деятельность — взаимосвязанные процессы, протекающие в целостной системе личности, а потому изучение научного творчества неизбежно сталкивает нас с необходимостью понять «историю смыслов», которую создает личность в ходе познания окружающего мира и самое себя.

Традиционно познание человеком самого себя в сфере науки ограничивалось интересом к мыслительной (или операционной) стороне личности в ущерб стороне побудительной (мотивационной). Характерно следующее высказывание В.О. Ключевского: «В жизни ученого и писателя главные биографические факты — книги, важнейшие события — мысли» (1989, с. 303—319). Рене Декарт, сказав знаменитое «cogito ergo sum», на столетия предопределил парадигму, в рамках которой человек мог считаться человеком лишь постольку, поскольку он мыслит. Чувственное, аффективное, интуитивное начало в человеке, признанное низшим по отношению к разуму, долгое время оставалось за пределами научно-философского осмысления. Революция в понимании человеческой психики, которую произвела теория бессознательного 3. Фрейда, и экзистенциальная философия вернули человеку право на природные, спонтанные проявления и позволили увидеть в них источник творчества. Однако этот переворот в философии и человеко-знании мало коснулся традиционных представлений о личности и жизни ученых. История науки не требовала проникновения в частную жизнь исследователей, поскольку эта информация, будучи занимательной, с житейской точки зрения не давала ничего конструктивного для чистого знания. Данный историко-научный, науковедческий подход постепенно стал испытывать влияние психологии, которая всерьез заинтересовалась научным творчеством с целью выявления условий, способствующих формированию выдающегося ученого, определения черт личности, отличающих ученого от других людей. Результаты исследований показали, что если и существует сходство между учеными, то оно лежит в области потребностей, ценностей, мотивов, а творческая способность коренится в личности, а не в познавательных навыках (Психология науки, 1998).

Какое же место занимает поиск смысла жизни в процессе научного творчества? Дает ли его изучение какие-то преимущества для раскрытия сокровенных основ творчества ученого? Анализ биографии исследователя с учетом множества подсистем его жизни и деятельности позволяет преодолеть отношение к нему как к беспристрастному проводнику чистого научного знания, человеку, чья жизнь поглощена исключительно работой мысли. В действительности, как нам кажется, научная идея рождается под влиянием внутренних поисков личности на пути самопознания.

Каково соотношение понятий «смысл жизни» и «личностный смысл»? Очевидно, что методологически более общим из них является понятие личностный смысл. Психологическое его значение связано с ответом человека самому себе на вопрос: «зачем я осуществляю ту или иную деятельность?». Следовательно, смысл жизни определяется через вопрос «зачем я живу?». Личность как системное образование подразумевает смысловую согласованность в осуществлении разных видов деятельности. Другое дело, что реальные смыслы могут быть неосознаваемыми, а провозглашаемые — нереализуемыми.

При анализе динамической системы смысла жизни конструктивно было бы обращаться не только к прямому ответу на вопрос «зачем я живу?», но и рассматривать весь спектр отношений ученого к действительности, имеющих смысловое значение. Следовательно, изучение проблематики смысла жизни и научного творчества на материале биографии ученого (более узко — его личного дневника) связано с раскрытием всего спектра личностных смыслов, актуализировавшихся в процессе его жизнедеятельности.

А. Г. Асмолов называет личностный смысл «значением-для-меня» (2002, с. 300, 350). Значение конструируется как компонент парадигмы языка и отражает переход образа восприятия к организованному смыслу посредством заимствования позиции языкового конструкта. Таким образом, смысл, ставший значением, хотя бы и «для меня», может быть зарегистрирован в качестве элемента текста. Тезис о невозможности непосредственного воплощения личностного смысла в значениях, следовательно, является спорным. «Значение-для-меня» — это переходный этап между находящимся на границе осознанности и неосознанности смыслом и надындивидуальным образом, который закреплен доступным всеобщему пониманию знаком. Даже конечный результат творческого процесса, отраженный в публикации, будет обладать свойством всеобщности только в той мере, в какой он освобожден от влияния культурно-исторического контекста, чего в реальной жизни практически не бывает. Тогда значение будет «нагружено» уже не индивидуальным, а коллективным смыслом, характерным для понимания тех или иных явлений в пределах эпохи.

Личность ученого как особый психологический феномен имеет свою специфику, которую мы попытаемся обозначить с помощью понятий, разработанных в философии и психологии научного познания. Одним из них является понятие «личностного знания», определение которому дает в рамках своей концепции М. Полани. Сердцевиной этой концепции является утверждение исключительной конструктивной роли личности в процессе приращения научного знания: «В каждом акте познания присутствует страстный вклад познающей личности и... эта добавка — не свидетельство несовершенства, но насущно необходимый элемент знания» (1998, с. 19).

Утверждая эвристический характер страстности, одержимости в процессе познания, М. Полани разделяет стремление к удовлетворению собственных потребностей и стремление, учитывающее возможность удовлетворения потребностей других людей. Таким образом, личностное в научном познании означает подчинение ученого-творца двум детерминантам: собственному страстному желанию достичь интеллектуального успеха и всеобщему требованию приблизиться к истине. По словам М. Полани, личностное знание «преодолевает дизъюнкцию между субъективным и объективным» (там же, с. 139). Для ученого поиск смысла жизни перестает быть сугубо индивидуальной задачей, экзистенциально замкнутой в границах его жизни как отдельного, изолированного существа. Ученый как субъект, формирующий тексты современной ему культуры, а значит — сознание современников и потомков, изначально рассматривает свою жизнь как не принадлежащую исключительно ему самому. Так, некоторые ученые считали возможным использовать свою жизнь (в буквальном смысле) на благо науки (И.П. Павлов; А.А. Богданов, умерший после проведенного на себе эксперимента по переливанию крови; Н.Я. Пэрна, ведший дневник умирания по просьбе А.А. Ухтомского, а также регистрировавший явления ритмов в собственной жизни в течение 18 лет). Таким образом, понятие «смысл жизни» в судьбе и деятельности ученого находит совершенно особое преломление: человек науки превращает плоды самопознания в объективные значения, коммуницируемые смыслы. Этим, по сути, отличается творческое, личностное бытие от бытия тривиального, индивидного. Если домыслить эту модель для ученого-философа, по всей видимости, языковое и текстовое расхождение между содержанием личностных смыслов и объективированных значений будет преодолеваться в его трудах в наибольшей степени (по сравнению с работами ученых-естественников, физиков, историков и др.)- Однако спорным остается вопрос о роли личностных смыслов в управлении поведением, а также — об особенностях этого взаимодействия в жизни ученого.

Было бы неправильно говорить о том, что ученый с самого начала осознает отчуждаемую ценность рождающихся в его сознании идей, и тем более недопустимо считать, что научное открытие приходит к исследователю в готовом виде. Не случайно современные концепции развития научного знания, как отечественные, так и зарубежные, выделяют в структуре познавательной деятельности ученых особую сферу: для М.Г. Ярошевского это — надсознательное, для М. Полани — личностное знание. Объединяет эти разноплановые понятия, во-первых, акцентировка процессуальной, не всегда осознанной (имплицитной, неявной), индивидуально-психологической природы научно-творческого познания, а во-вторых, преодоление границы между субъективным и объективным началом, которое осуществляется в сознании истинного ученого, подчиненного, с одной стороны, нормативным требованиям, а с другой — движимого индивидуальной страстью, собственным интересом, глубинной потребностью. Изучение неоформленных идей, возникающих на стадии подготовки научной теории и вплетенных в широкий контекст личностных смыслов и поясняющих значений, может представлять немалый интерес для психолога, пытающегося понять личность творца, выяснить глубинные мотивы его деятельности. Обоснование этого подхода содержится в работах отечественных психологов. В частности, Д.А. Леонтьев считает, что «любой смысловой конструкт соотносит объект или явление с какой-либо потребностью или ценностью личности и поэтому по используемым человеком конструктам можно "вычислять" его потребности и ценности» (1997, с. 45).

Объектом нашего исследования является личность русского психофизиолога Н.Я. Пэрна, а предметом — развитие его концепции продуктивности профессионально-творческой деятельности, которая, согласно периодизации И.Н. Семенова, относится к латентному этапу становления акмеологии (в частности, к такому его периоду, как начало 1920-х годов XX века). В рамках предпринятого исследования мы неизбежно столкнемся с такими понятиями и проблемами, как научное творчество, жизненный путь личности и методы их изучения, логика развития науки (в данном случае акмеологии) и ее историко-культурный контекст, творческое становление ученого, смысл его жизни и профессиональной деятельности. В данной статье нас интересует отдельный аспект этой проблематики, а именно — значение поиска смысла жизни в творчестве ученого.

Согласно пониманию творчества как проявления целостной личности, атрибута полноценной жизни человека, творческое становление включает в себя как минимум два основных процесса: изменения в мотивационной сфере и изменения в характере творческого процесса. Таким образом, творческая судьба и жизненный путь не могут рассматриваться отдельно, но акцентировка научно-творческой деятельности заставляет нас взять в качестве основной единицы анализа не просто событие-поступок, а событие творческой жизни.

На данном этапе исследования мы попытаемся сопоставить личный дневник ученого, содержащий записи за 24 года и отражающий эволюцию внутреннего мира автора, и опубликованную в 1925 году работу Н.Я. Пэрна «Ритм, жизнь и творчество», где изложена самобытная концепция развития творческой личности с точки зрения теории ритмов, являющаюся по нашей гипотезе прототипом акмеологического подхода к изучению человека, а также одной из первых теорий в области психологии развития. Анализируя этот эмпирический материал, мы попытаемся, во-первых, обозначить происхождение и эволюцию некоторых базовых понятий, использованных Н.Я. Пэрна в его научном труде, и, во-вторых, выявить взаимосвязь поиска смысла жизни и научного творчества. Знаменательно, что в конце жизни Н.Я. Пэрна скомпоновал записи дневника по нескольким темам, а именно: «Личность. Переживание. Об искании самого себя и смысла жизни», «Жизнь человека», «Мысль. Переживания творческие», «Искание смысла (психологические протоколы)». В целом наш психолого-акмеологический и кулыурно-науковед-ческий анализ должен показать глубокое взаимопроникновение субъективного, личностного и объективного знания.

В качестве отправной точки анализа возьмем одно из центральных положений концепции волнового развития жизни Н.Я. Пэрна. Выделим ключевые слова выбранного отрывка, присовокупив к этому списку такие понятия, как «волна», «волновой», «развитие», часто употребляемые Н.Я. Пэрна. В частности, в финальной части книги звучит следующее рассуждение: «Нам остается выяснить еще один важный пункт: почему при периодичности с каждым новым периодом наблюдается как бы перелицовка душевного облика, так что с каждой "узловой точкой" как бы появляется нечто новое и своеобразное (ср. различия в характере "творческих периодов" у великих людей). Это очень важный вопрос. Он может быть разъяснен тем, что всякий периодический, или волнообразный, процесс есть в сущности прогрессивный процесс; в каждом периодическом процессе нечто достигается», — и далее: «Таким образом получается, что периодический характер живого процесса есть выражение его прогрессирующего, необратимого, творческого характера» {Пэрна, 1925, с. 133—134). Если мы зададимся целью извлечь из этого отрывка максимальное количество конструктивных и актуальных на сегодняшний день в области психологии развития и акмеологии идей, мы далеко уйдем в сторону от решения поставленной выше задачи. Однако позволим себе заметить, вновь апеллируя к идеям М. Полани, что текстуально оформленная теория, подобно схематичной карте, во много раз умножает первоначально вложенную в нее информацию (1998, с. 139).

Обратимся к дневнику ученого, а точнее, к тем его страницам, которые содержат синонимичные ключевым или ключевые слова или своим общим содержанием напоминают идеи итоговой публикации. Идея периода, ритма претерпела длительный путь развития в сознании ученого. Противопоставление полного и истинного и частичного и условного, «прилива» и «отлива волны», процесса и результата, поиск «полной жизни», ощущение «плескания жизни», осознание ее ступенчатости, предвкушение «будущего золотого века», понимание развития как решения проблем, созревания как подготовки рождения нового — все эти компоненты индивидуального, интимного знания, выраженные в личностных смыслах, явились предтечами концептуального подхода Н.Я. Пэрна к рассмотрению жизни в качестве целостного ритмического прогрессивно направленного процесса.

Впервые смутные догадки о периодичности жизни появились у ученого за 18 лет до систематизации теории ритмов. В ноябре 1904 года Пэрна сделал следующую запись : «Я должен описать свой внутренний мир» в противовес попыткам заведомой схематизации. Какие явления внутренней жизни стимулировали такое понимание? Прежде всего, постоянные колебания в самооценке между «Я-реальное» и «Я-иде-альное», между «Я-идеальное, желаемое» и «Я-идеальное, общественно одобряемое», которые помимо всего прочего отражают ценностные противоречия той культурно-исторической эпохи. Вот примеры колебания маятника самооценки: «истинный человек» или «аристократ ума», «великан» или «пигмей», «величие в человечестве» или «величие в жизни», «Бог» или «форма жизни, гриб». Таким образом, в ходе постоянных внутренних борений, столкновения мотивов и возникающих на основе этого конфликтов Н.Я. Пэрна приходит к мысли о тщетности выявления какой-либо единой цели своего жизненного развития и принимает идею процесса как самостоятельную ценность. «Вот я сообщаю вам конечный результат своих исканий. Он вам непонятен и не трогает вас, потому что ценность не в нем, а в целом процессе искания, который есть процесс жизни» {Пэрна, 1998, с. 41). Итак, мы выделяем такой фактор формирования ритмической концепции развития, как колебание маятника самооценки. Какие еще внутренние мотивы побудили ученого систематизировать свой индивидуальный опыт? Как отметил позднее сам Н.Я. Пэрна — это «счастливая склонность к самонаблюдению и к регистрированию» (1923, с. 46). Эта индивидуальная психологическая особенность, возможно, обусловлена складом характера, так как наблюдения¹ проводились изначально, по признанию ученого, без всякой исследовательской цели.

Для обоснования тезиса об особой роли индивидуальных характеристик субъекта познания в процессе поиска им научной истины обратимся к другим значимым фактам психобиографии ученого. В частности, анализ дневника Н.Я. Пэрна позволяет предположить, что ученому была свойственна лабильность эмоционального уровня в сочетании с экзальтированностью. Колебание маятника самооценки, самоотношения, по всей видимости, было обусловлено не только противоречивостью ценностно-смысловой сферы ученого, но имело более глубокую психологическую причину — особый тип темперамента и характера. К. Леонгард назвал темперамент, для которого характерна чрезвычайная эмоциональная возбудимость и крайняя впечатлительность, аффективно-экзальтированным, или темпераментом тревоги и счастья {Леонгард, 2000). Частая смена настроений, свойственная Н.Я. Пэрна, придавала особый драматизм его внутренним переживаниям. Вот одна из характерных записей в дневнике ученого: «Я хочу величия, и я верю в свое величие в минуты счастья. В те минуты, когда я наслаждаюсь своей силой; когда внезапно начинаю чувствовать могучий прилив^ жизни... эти мысли выстраиваются и вьются как кружева... Но проходят минуты временного подъема, и я с тяжелым чувством, с невыразимой тоской ощущаю свое бессилие, и с холодной честностью вижу свою пустоту» (курсив наш; Пэрна, 1993, с. 37—38). Однако Н.Я. Пэрна, как истинный ученый, выработал эффективные рефлексивные приемы, позволяющие критически подойти к своему внутреннему миру. Это выражалось как в стремлении встать на позицию наблюдателя по отношению к самому себе, так и в попытках найти рационалистическое, научное объяснение своему состоянию: «процессы психики находятся в состоянии затишья». Рефлексия и, в частности, такая ее форма, как ведение дневника, способствовала трансформации личностных смыслов в объективные значения. Фиксация в процессах собственной психики периодов «подъема» и «затишья», «прилива» и «отлива волны», «полноты» и «бессилия», «бурления» и «покоя» стала одним из факторов формирования завершенной теории ритмической организации человеческой жизни и деятельности. Анализ дневника ученого подтверждает мысль М.Г. Ярошевского о том, что объективное знание возникает в момент «жизненной встречи» конкретной личности с запросами развития научного познания. Однако в данном случае речь идет не о сознательном выборе темы под влиянием интереса, а о более глубинной детерминации, коренящейся в характерологических особенностях индивида. Таким образом, эта «жизненная встреча» отражает моменты пересечения целого комплекса факторов индивидного, субъектного и личностного характера с надындивидуальными тенденциями развития научного знания.

Преувеличивать значение того, что ученого привели к открытию его индивидуально-психологические особенности, — значит совершать грубую логическую ошибку, так как ученый с начала своей профессиональной деятельности включается в предметно-логическую сферу науки. Биография Н.Я. Пэрна не является исключением, так как истоки идеи ритмического развития жизни можно отыскать в самой ранней работе ученого «Функциональные изменения в нерве под действием электрона» (1903). Позднее данные о колебательных процессах в нервном и мышечном волокне послужат подтверждением действия закона ритмов в простейших формах жизни.

Итак, мы установили предпосылки создания Н.Я. Пэрна теории ритмов, связанные: 1) со структурой и динамикой психологической сферы ученого, 2) с тематикой проведенного в период учебы в Петербургском университете исследования «Функциональные изменения в нерве под действием электрона» (1903) (обстоятельства выбора именно этой темы еще предстоит установить в ходе биографического исследования). Этого, однако, недостаточно для того, чтобы подтвердить мысль о роли страстности в научном познании. Как пишет М.Г. Яро-шевский, «чтобы понять смысл, характер, интенсивность приобщения своих персонажей к логике развития науки, биографу необходимо проследить во всех деталях зарождение и динамику их индивидуальных интересов» (1974, с. 43). Свидетельство осознанного, глубокого и не связанного напрямую с темой научного исследования интереса к явлению периодичности мы находим в позднем признании ученого об увлечении им всеобщей историей в период 1904—1905 гг., что сильно отвлекало его от основной работы. «Жизнь народов, расцветы, падения; самые величайшие переживания — все это протекало перед глазами, как огненные потоки... и постепенно я стал составлять схематические таблицы, на которых бы все это стояло перед глазами <...> Все эти таблицы по мере изготовления я развешивал по стенам и целые часы смотрел на них с тайным восторгом. Мне казалось, что в них, как в громадной панораме, развертывается жизнь человечества» (ПФА АН). Выясняется, что параллельно регистрации в дневнике самоощущений и внутренних исканий ученый уже делал первые попытки схематизации своих наблюдений, причем совершенно в другой области знаний. Необходимо отметить, что схема во много раз увеличивает информационный и эвристический потенциал имеющегося эмпирического знания. Составление этой схемы стало возможным на основе экономии понятий, их символизации. Отсюда можно сделать общий вывод о том, что на этом этапе работы Н.Я. Пэрна уже формировал категориальный аппарат будущей теории.

Итак, можно сказать, что основополагающие понятия теории ритмической организации жизни Н.Я. Пэрна формировались на пересечении множества уровней жизнедеятельности ученого и, несмотря на свою объективированную сущность, отражают в свернутом виде разные грани индивидуальности ученого. Те личностные смыслы, которые служили показателем отношения Н.Я. Пэрна к миру и к самому себе, в конечном итоге стали источником создания научной теории. К этим смыслам можно отнести метафору волны, которой ученый описывал свое состояние и человеческую историю, отождествление рождения, развития, творчества, понимание жизни как целостности, а ее смысла — как процесса развития, развертывания внутренних потенций организма. Стремление к красоте, свойственное человеческой личности, как отмечают исследователи, первично обусловлено желанием снять напряжение, возникшее у субъекта в процессе познавательной деятельности. Наукой также движет поиск простоты, стремление к упорядоченности, завершенности, равновесию. Это заставляет исследователей искать истину, создавать теории, и в этом, как пишет Н.В. Под-дубный, «состоит психофизиологическая основа монистического подхода в исследовании, стремлении свести все многообразие явлений к одному принципу» (2002, с. 69).

Можно сказать, что создание теории ритмов для Н.Я. Пэрна явилось итогом всех внутренних и внешних усилий по поиску смысла жизни, своеобразным гештальтом, в котором нашли разрешение противоречия познавательной сферы. Тот факт, что личностные смыслы, отражавшие поиск ученым оснований собственного бытия, заняли свою нишу в единой объяснительной системе знания, что произошло слияние индивидуального и объективного, дает нам возможность говорить о достижении ученым вершины в личностном и творческом развитии.

Литература

Асмолов А.Г. Психология личности. М.: Изд-во МГУ, 2002.

Ключевский В.О. Соч.: В 9 т. М., 1989. Т. 7.

Леонгард К Акцентуированные личности. Ростов-на-Дону, 2000.

Леонтьев Д.А. Очерки психологии личности. М., 1997.

Лук А.Н. Каким образом личность исследователя отражается в результатах его труда? // Вестник РАН. 1994. Т. 64. № 10.

Поддубный Н.В. Циклические процессы в человеке как самоорганизующейся системе и золотая пропорция // Мир психологии. 2002. № 3.

Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии. Благовещенск, 1998.